Я только малость объясню в стихе,
 На все я не имею полномочий...
 Я был зачат, как нужно, во грехе, -
 В поту и нервах первой брачной ночи.

 Я только малость объясню в стихе,
 На все я не имею полномочий...
 Я был зачат, как нужно, во грехе, -
 В поту и нервах первой брачной ночи.
 Я знал, что отрываясь от земли, -
 Чем выше мы, тем жестче и суровей.
 Я шел спокойно прямо в короли
 И вел себя наследным принцем крови.
 Я знал - все будет так, как я хочу.
 Я не бывал внакладе и в уроне.
 Мои друзья по школе и мечу
 Служили мне, как их отцы - короне.
 Не думал я над тем, что говорю,
 И с легкостью слова бросал на ветер -
 Мне верили и так, как главарю,
 Все высокопоставленные дети.
 Пугались нас ночные сторожа,
 Как оспою, болело время нами.
 Я спал на кожах, мясо ел с ножа
 И злую лошадь мучил стременами.
 Я знал, мне будет сказано: "Царуй!" -
 Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег,
 И я пьянел среди чеканных сбруй.
 Был терпелив к насилью слов и книжек.
 Я улыбаться мог одним лишь ртом,
 А тайный взгляд, когда он зол и горек,
 Умел скрывать, воспитанный шутом.
 Шут мертв теперь: "Аминь!" Бедняга! Йорик!
 Но отказался я от дележа
 Наград, добычи, славы, привилегий.
 Вдруг стало жаль мне мертвого пажа...
 Я объезжал зеленые побеги.
 Я позабыл охотничий азарт,
 Возненавидел и борзых, и гончих,
 Я от подранка гнал коня назад
 И плетью бил загонщиков и ловчих.
 Я видел - наши игры с каждым днем
 Все больше походили на бесчинства.
 В проточных водах по ночам, тайком
 Я отмывался от дневного свинства.
 Я прозревал, глупея с каждым днем,
 Я прозевал домашние интриги.
 Не нравился мне век и люди в нем
 Не нравились. И я зарылся в книги.
 Мой мозг, до знаний жадный как паук,
 Все постигал: недвижность и движенье.
 Но толка нет от мыслей и наук,
 Когда повсюду им опроверженье.
 С друзьями детства перетерлась нить, -
 Нить Ариадны оказалась схемой.
 Я бился над вопросом "быть, не быть",
 Как над неразрешимою дилеммой.
 Но вечно, вечно плещет море бед.
 В него мы стрелы мечем - в сито просо,
 Отсеивая призрачный ответ
 От вычурного этого вопроса.
 Зов предков слыша сквозь затихший гул,
 Пошел на зов, - сомненья крались с тылу,
 Груз тяжких дум наверх меня тянул,
 А крылья плоти вниз влекли, в могилу.
 В непрочный сплав меня спаяли дни -
 Едва застыв, он начал расползаться.
 Я пролил кровь, как все, и - как они,
 Я не сумел от мести отказаться.
 А мой подъем пред смертью - есть провал.
 Офелия! Я тленья не приемлю.
 Но я себя убийством уравнял
 С тем, с кем я лег в одну и ту же землю.
 Я, Гамлет, я насилье презирал,
 Я наплевал на Датскую корону.
 Но в их глазах - за трон я глотку рвал
 И убивал соперника по трону.
 Но гениальный всплеск похож на бред,
 В рожденьи смерть проглядывает косо.
 А мы все ставим каверзный ответ
 И не находим нужного вопроса.

      Высоцкий В.С. 1972